Стеклянный ангел - Страница 76

- Просто у вас такое лицо…

- Обычное лицо, - буркнул Миша.

- Я вам адрес принесла.

- Какой еще адрес?

- Адрес Людмилы. Жены того человека, директора школы. Того, которого задушили.

Мишу передернуло от одного этого слова: «задушили». Почему-то затошнило и сильно заболел живот. Он согнулся пополам. Черт, этого еще не хватало! Неужели отравился? Так ведь не ел ничего почти сутки… Ох, как больно!..

- Что с вами? - Ольга кинулась к нему, - вам плохо?

- Нет, нет, все нормально, - сказал Миша и выпрямился. Уф, вроде отпустило. Поскорее бы домой, к маме.

- Где вы взяли адрес этой Людмилы?

- Я ее случайно на улице встретила и проследила за ней. Шла до самого дома.

- Господи, Оля, что у вас за странные наклонности? Почему вы за всеми следите?

- Вовсе не за всеми, - обиделась она, - я думала: вам нужно. Если не нужно, я порву…

- Нет, нет, подождите. Мне очень нужно. Спасибо, я перед вами в долгу. Даже не знаю, как вас благодарить? Может, я заплачу вам за проделанную работу?

- Вот еще, - хмыкнула Ольга, - не надо мне ничего. Просто хотела вам помочь.

- Спасибо огромное. Уже поздно, хотите я такси вам вызову? Или у нас останетесь. Я на кухне лягу, а вы…

- Нет, спасибо. Автобусы еще ходят. Я пойду.

- Но ведь уже поздно. Вы не боитесь?

- Не боюсь, - она махнула рукой и быстро пошла вдоль забора, отбрасывающего черную тень на узкую полосу подсвеченной фонарем заснеженной тропинки, словно мокрая вата поглотившей ее шаги.

- Я вам позвоню! - крикнул он вслед, взглянул в темноту, отделяющую его от дома, и пожалел, что не уговорил ее пройти вместе с ним остаток пути. Оставшиеся несколько метров вдоль черного забора, безлюдный неосвещенный двор, три лестничных пролета - интересно, не вывернули ли снова лампочку? - ему предстояло пройти одному.

Он глубоко вдохнул, и быстро, стараясь не оборачиваться, пошел вперед.

* * *

Мама набрала ему пенную ванну, и, пока он отмокал и приходил в себя, через дверь рассказывала ему последние новости. Миша слушал ее голос, особо не вдаваясь в смысл, взгляд его расслабленно блуждал и останавливался на всех подробностях маленькой ванной комнаты, знакомых ему с детства и досконально изученных, - трещина на плитке, подтек на потолке, отколотый уголок ванны, и чувствовал, как постепенно затуманивается, словно отходит на задний план все, что случилось с ним в далеком городке, в старом заброшенном доме. Будто это не с ним произошло, а с кем-то другим, а он был всего лишь свидетелем, сторонним наблюдателем. Он представлял все происшедшее в виде фотоснимков: щелк, и он на полу, щелк, и цепкие руки на шее, щелк, и он один в холодном доме, щелк, и лицо парнишки-водителя крупным планом.

Он крикнул, чтобы мама принесла ему шарф. Мол, горло немного застудил в поездке. Мама всполошилась, забеспокоилась, начала выспрашивать, заохала, заахала.

Миша ее успокоил, болит, мол, совсем чуть-чуть.

Он просто хотел спрятать шею. В зеркале он видел темный след от веревки.

Старый шарф, - из настоящей английское шерсти, о чем с гордостью каждый раз сообщала мама, непременный атрибут лечения ангины еще с детства, - надежно прикрыл все это дело от маминых глаз.

Миша сидел на кухне, ел картофельное пюре с меленькими тефтелями и чувствовал, как притуплялся, становился не таким острым этот тошнотворный унизительный страх – страх быть убитым, задушенным, страх умереть отвратительной, гадкой смертью. Как будто смерть может быть другой…

Глава двадцатая

Он проспал до двенадцати часов дня. Мама ушла на работу, и он сам заварил себе крепкого чая. Теперь на выспавшуюся, и наконец, здраво соображающую голову, при свете дня, он мог поразмыслить над тем, что с ним произошло, и что теперь делать.

Итак, первое - на него было совершенно покушение. Видимо, с целью запугать его. Второе - до собеседования оставался один день, и сейчас он должен был решить – продолжать, или послать все к черту. Сдаться, отказаться от мечты или идти напролом.

И еще, он боялся думать о том, о чем думал с того момента, как увидел на стене в комнате Джульетты Николаевны обрывки сорванной со стены афишы… Эта девушка со стеклянными ангелами, безжалостная и хитрая преступница… Это кто-то из его окружения, кто-то, кого он знает в лицо. В этом уже нет сомнения. Поэтому исчезли фотографии из детского дома. Она не хотела, чтобы он узнал ее.

В итоге после получасового обдумывания он принял решение: он будет продолжать, чего бы это ему ни стоило.

Ехать нужно было за город, по жуткому гололеду. Старушку-девятку то и дело заносило. Миша чертыхался. Но плохая дорога и необходимость контролировать машину спасали от страха, который снова и снова подступал и холодил сердце.

Вероятно невроз, успокаивал себя Миша, просто нервишки не выдержали. Ничего - все кончится, все наладится, все будет окей.

И все же, когда он поднимался по лестнице, этот страх заставлял его поминутно оборачиваться. В памяти то и дело всплывало это пакостное ощущение жгучего прикосновения веревки.

Заранее приготовив липовое удостоверение, протянул руку к звонку. На месте звонка торчали два провода. Он негромко, но настойчиво постучал в дверь.

- Кто там? – раздалось глухо из-за двери.

- Откройте, пожалуйста, - сказал Миша, - я из прокуратуры.

За дверью немного помедлили, видимо, разглядывали его в глазок, потом дверь приоткрылась, и Миша увидел молодую женщину.

- Здравствуйте, я из прокуратуры, – повторил Миша, - вот мое удостоверение.

Она даже не взглянула, и лицо ее не выразило никакого волнения.