Несколько машин на стоянке, вот и сенинский красавчик БМВ, значит, Миша не ошибся – Сенин все-таки здесь. Окна светятся на двадцатом этаже, Миша хорошо запомнил этот балкон, с которого Сенин грозился его скинуть.
Домофон так и не установили, и Миша беспрепятственно вошел в подъезд. Сердце бухало в груди, дыхание перехватывало, а ведь еще на двадцатый этаж тащится по лестнице. Нужно спешить, возможно, именно в эту секунду она накидывает веревку на шею бедолаги Сенина … Он вспомнил собственные ощущения, и его прошиб пот. Сенин, конечно, придурок, но такого и врагу не пожелаешь… Может быть, лифт уже включили? Пешком на двадцатый, это уж слишком! Миша боялся, что свалится на полпути, а если и дойдет, то в таком состоянии, что его и душить не придется, сам окочурится там же на пороге квартиры. Не надеясь особо, он нажал кнопку лифта, и тот вдруг загудел, разъехались, зашипев двери. Миша вскрикнул от радости, вот это удача, сейчас он скоренько, в один миг!
Лифт довез его только до семнадцатого, напрасно Миша тыкал во все кнопки, лифт сердито гудел и не хотел ехать дальше, видимо, его еще не до конца отрегулировали. Три этажа нужно было пройти на своих двоих, которые от волнения и страха, что уж тут скрывать – Миша не привык врать самому себе, - слегка дрожали и подгибались. Он очень жалел, что оказался таким непредусмотрительным и ничего не прихватил с собой для того, чтобы защититься. Вдруг придется драться? Драться? С женщиной-то? Да ты что, Мишаня, с каких это пор? Он хотел приободрить себя, но вспомнил, с какой неженской силой она затянула веревку на его шее в том старом доме поляка-стеклодува. Ему стало не по себе, холод пробежал по спине. Да, нужно было что-нибудь взять с собой, камень с земли подобрать, палку, а еще лучше железяку какую-нибудь. Но сейчас уже поздно возвращаться, придется идти так.
Стараясь ступать бесшумно, Миша подошел к знакомой двери.
Она была приоткрыта совсем чуть-чуть, но при виде этой узкой темной щели, Мишу охватил еще больший страх. Он понимал, что двери обычно не оставляют открытыми просто так, если только не случилось что-нибудь непоправимое.
Он опасался, что дверь заскрипит. Она действительно заскрипела, но обратной дороги уже не было, и Миша вошел в темную прихожую.
В квартире стояла тишина - ни звука, ни шороха…
Он помнил расположение комнат, и теперь на цыпочках пошел по коридору, который вел в гостиную. Дверь в эту комнату оказалось плотно закрытой, и лишь у самого пола пробивалась узенькая полоска света.
Миша снова прислушался… Абсолютная тишина… Он слышал только свое дыхание… Крепко сжал в руке фотоаппарат и потянул ручку двери к себе.
Яркий свет ослепил его, он зажмурился, и, прикрывая лицо ладонью, медленно открыл глаза.
То, что он увидел, навсегда запечатлелось в его памяти. Для этого и фотоаппарат бы не понадобился, и все-таки, преодолевая оцепенение, вдруг сковавшее тело, он сделал шаг вперед, навел объектив и несколько раз щелкнул: ведь он пришел сюда именно за этим.
Сенин лежал лицом вниз, уткнувшись в ковер. Правая рука была неестественно вывернута, словно кто-то намеренно повернул ее ладонью вверх…
Намеренно повернул… чтобы фигурка стеклянного ангела удобно поместилась в этой ладони и была видна всем, кто заглянул в эту комнату по своей ли, по чужой надобности…
На Мишу снова нашло оцепенение, он стоял, прижав фотоаппарат к груди, и смотрел на эти пальцы, словно нехотя сомкнувшиеся вокруг стеклянной, поблескивающей в ярком электрическом свете фигурки. Это был ангел, украденный у антиквара, в этом не было никаких сомнений. Миша боялся подойти ближе, но даже со своего места видел: кончики прозрачных ангельских крыльев были закруглены.
Вдруг он услышал за спиной какой-то звук, какой-то шорох – еле уловимый, осторожный, вкрадчивый…
- Она здесь, - подумал он, и мерзенький липкий страх снова пополз по его спине.
Он кинулся к двери, закрыл ее, навалился всем телом, в голове стучала одна мысль: "Она здесь, она убьет меня!" Но он сделал над собой усилие, встряхнул головой, пришел в себя. «Бабы испугался, бабы испугался!» - твердил он себе, словно уговаривая, потом решительно распахнул дверь и вышел снова в этот темный коридор.
Услышал, как в подъезде открылись двери лифта, и метнулся вон из квартиры. У самой двери внезапно остановился, схватился за голову, кинулся обратно в гостиную.
На журнальном столике, накрытом, видимо, к ужину, - шампанское, фрукты, пирожные, два фужера, наполовину полные или наполовину пустые, это уж кому как, Сенину уж точно все равно, - он увидел то, за чем вернулся: ключи от машины.
Стараясь не глядеть на тело, он схватил ключи и снова кинулся вон.
Эта минутная заминка позволила тому, кто вошел в лифт, беспрепятственно поехать вниз.
Мише пришлось галопом нестись по ступенькам.
Между пятым и шестым этажом он зацепился носком сапога за какой-то выступ и рухнул с высоты своего немаленького роста, больно ударившись коленом о край ступени и громко взвыв от боли. Но самое плохое заключалось в том, что при падении он выронил телефон, и тот, отскочив от твердой поверхности, упал в бесконечный, зияющий чернотой, пролет, и был навсегда потерян. Миша еще несколько секунд наблюдал за его полетом в сквозной прорехе между серых бетонных плит лестничных секций.
Можно было вернуться в квартиру Сенина и взять его телефон, - Миша видел его на том журнальном столике, - но в этом случае время будет безнадежно упущено, преступница скроется, и тогда останется только звонить в полицию и тупо дожидаться помощи.