- Ты сдурел? – спросила она. – Журналист поганый! Так ты за этим сюда явился?
Она резко встала, уронила стул. В кафе стало тихо, все посетители смотрели на них.
У подвыпивших мужиков за соседним столиком лица стали трезвыми. Наверняка они подумали, что погорячились с предыдущим тостом.
- Прости, Юля, я сам не знаю, что болтаю. Сядь, сядь, пожалуйста, - Миша, ругая себя за поспешность последними словами, потянул ее за рукав, пытаясь усадить. Он боялся, что она выльет ему на голову горячий кофе или опрокинет на него стол, - такое у нее было лицо, - но она как-то быстро успокоилась. Села, снова взяла свой кофе, принялась его пить. На Мишу не смотрела, лицо стало совершенно спокойным, только тонкие, очень темные брови хмурились.
- Прости меня. Я - болван! Я неправильно выразился!
- Откуда ты узнал? – перебила она его.
Миша оторопел. Не ожидал, что она так быстро признает эту связь.
- Соседка рассказала.
- Какая соседка? Бабуля – божий одуванчик?
- Нет, не бабуля.
- Уж не та ли моль бесцветная в платочке? Она ненормальная, ты ее побольше слушай.
- Почему ненормальная? – заступился Миша. – Вполне себе адекватная девушка.
- Адекватная? Ты знаешь, что она следила за мной?
- Не может быть! – притворно удивился Миша.
- Может. Она и к Эдуарду приходила домой и угрожала.
- Как это угрожала? Чем она могла ему угрожать?
- Гиеной огненной.
- Чем, чем?
- Да, да, ты не ослышался. Я ведь говорю тебе - у нее не все дома. Она ему проповеди читала о недопустимости прелюбодеяния и все такое …
- А он что?
- Что он? Выгнал ее. Она ему сказала, между прочим, что он непременно будет наказан.
- За что будет наказан? За то, что с тобой встречался?
- И за это тоже.
- И за это тоже? А еще за что?
- Он жену свою бил. Разве эта сектантка не рассказала тебе?
Миша вспомнил, какое лицо стало у Ольги, когда он спросил, слышала ли она что-нибудь.
- Он бил свою жену?
- Да. Бил. И не слабо бил. Он очень вспыльчивый был. У него периодически приступы возникали.
- Какие еще приступы?
- Приступы ярости, агрессии. Не знаю… Он и меня пытался воспитывать таким образом… но я пресекла это сразу. А та размазня терпела.
«Вот оно что, - подумал Миша, - а ведь стенки в квартире тонкие. Значит, Ольга не могла не слышать. Почему же не сказала? Значит, она угрожала Милошину? Грозила наказанием. Неужели… Нет, не может этого быть…» - перед глазами снова возникло милое девичье личико.
- Неужели, тебе нравилось встречаться с таким?
- Представь себе, нравилось, - с вызовом ответила Юлька. - Мне вообще нравятся острые ощущения, ненавижу все пресное! Ну ладно, хватит с тебя! Мне домой пора, завтра на работу, и писанины еще на весь день.
Она стремительно встала и ушла, хлопнув стеклянной дверью так, что в кафе зазвенело все, что могло зазвенеть.
Теперь уже конкретно подвыпившие мужики за соседним столиком понимающе переглянулись. Один из них сочувственно поднял кулак, показывая Мише «но пасаран», держись, мол, браток… от бабья подальше, бери с нас пример! - так, по крайней мере, понял Миша.
Как в плохих фильмах о хорошей жизни он бросил деньги на столик, зажулив чаевые, - самому, блин, наскрести бы на проезд! - и кинулся вслед за Юлей.
Она шла быстрым шагом, резко взмахивая руками.
Миша догнал ее, схватил за локоть. Она сердито оттолкнула его:
- Не трогай меня! И вообще исчезни туда, откуда появился!
- Юлька, ну прости меня! Ты ведь понимаешь, я на работе!
- Омерзительная у тебя работа! – в сердцах сказала она.
- Уж какая есть, - пролепетал Миша, и на душе стало так паршиво. Замедлил шаг, поплелся следом, не надеясь уже догнать, не надеясь что-то объяснить.
Она сама остановилась, подождала, когда он поравняется с ней, пошла рядом.
Молча дошли до подъезда.
- Поднимешься? – неожиданно спросила Юлька.
Миша взглянул на нее и внезапно понял, о чем она подумала в тот момент, когда предложила ему подняться к ней. Попытался вспомнить те далекие летние дни и ночи, но не получалось: мешало что-то в Юлькином взгляде, в линии ее губ - что-то неуловимо жесткое.
- Нет, – сказал он, – поеду. Мама дома ждет, волнуется.
- Мама? – удивилась Юлька. - Ты до сих пор с мамой живешь?
- Да, – сказал Миша, – до сих пор живу с мамой. И она сейчас, наверное, места себе не находит. Я ее не предупредил, что задержусь, и телефон как назло разрядился. Так что я поехал.
- Ну, ну, - усмехнулась Юля, – езжай. Только не смей больше ко мне приходить со своими подозрениями! Заявишься - с лестницы спущу!
Она вынула из кармана ключи. Что-то, глухо звякнув, упало на пол. Миша нагнулся и поднял.
-Что это за баллончик? Зачем это тебе? – удивился Миша.
- Для самообороны, – резко выхватила из рук, - а то ходят тут всякие!
И ушла, хлопнув дверью.
Миша облокотился спиной о холодную стену подъезда, перевел дух.
Тому маньяку в лесопосадке, прежде чем его удушили, тоже брызнули в глаза из перцового баллончика.
Телефон не отвечал. Длинные гудки, затем - отбой. Миша нервничал. Как же так, ведь сегодня воскресение, у нее должен быть выходной. Ему очень нужно увидеть ее. Нужно рассказать обо всем, что он узнал. Может, она посоветует что-нибудь. Может, и ей пригодилась бы информация, которую ему удалось заполучить.
Да и вообще, он очень сильно соскучился. Так хочется снова увидеть ее, обнять, поцеловать.
Он решил пойти к ней домой, и дождаться ее, во что бы то ни стало.
Подходя к серой панельной девятиэтажке на проспекте Чкалова, он взглянул на окна на восьмом этаже. Жаннина квартира выходила окнами на проспект, и сейчас все три окна светились ярко и приветливо. Вдруг она ждет Мишу, ждет и скучает. А телефон просто разрядился? Бывает ведь и такое.